• Топоров Владимир Николаевич Миф Ритуалы

В Москве на 78-м году жизни скончался академик РАН Владимир Николаевич Топоров. Он писал о Пушкине, Карамзине, Тургеневе, петербургском. Культуре', огромный том 'Миф. Образ: Исследования в области мифопоэтического', многотомное издание 'Прусский язык'. В последний год жизни Владимир Николаевич написал свой curriculum vitae, в котором соблюдение формальных требований сочетается. Литературных форм), миф и ритуал (теория «мифоритуального», анализ и реконструкция индоевропейской мифоритуальной системы и ее развитие, анализ.

Ушел из жизни академик ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ ТОПОРОВ Ушел из жизни академик ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ ТОПОРОВ На 78-м году жизни в Москве скончался академик РАН, член Объединённого Попечительского Совета Международного благотворительного фонда 'Рериховское наследие' и Музея-института семьи Рерихов в Санкт-Петербурге ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ ТОПОРОВ. Воистину, великий филолог Владимир Николаевич Топоров жил вопреки известному тезису 'Нельзя объять необъятное'. Разнообразие его интересов и увлечений, равно как и научная плодовитость производят впечатление мифа.

Он автор двух тысяч работ (более тридцати из них - монографии), относящихся к самым разным областям гуманитарного знания: лингвистике, литературоведению, религии, философии. Его исследования хронологически охватывают период с середины II тыс. По конец XX столетия, пространственно - территорию от Египта до Индии и от Туркестана до Скандинавии, лингвистически они покрывают весь ареал распространения индоевропейских языков, прихватывая частично и семитские. Может быть, поэтому заслуги Топорова были отмечены отечественными и зарубежными университетами, академиями, научными обществами и столь непохожими премиями: Государственная премия СССР (в 1990 г.

Топоров Владимир Николаевич Миф Ритуалы

В знак протеста против военно-полицейских действий в Прибалтике он от неё отказался), премия Александра Солженицына (Владимир Николаевич стал первым её лауреатом в 1998 г.), премия Андрея Белого (2003) и др. Он о Пушкине, Карамзине, Тургеневе, Петербургском 'тексте' русской культуры и славянских языках, индийской драме, балтийской мифологии и начале литовской письменности. Он выпустил два масштабных тома 'Святость и святые в русской духовной культуре', огромный том 'Миф. Образ: Исследования в области мифопоэтического', многотомное издание 'Прусский язык'. Всем памятны его работы 'К реконструкции индоевропейского ритуала', 'Ахматова и Данте'.

Как справедливо отметил Николай Александров в своей заметке на смерть учёного, 'этот небольшой человек с классической внешностью дореволюционного профессора обладал невероятной жизненной силой, фантастической энергией, которая проявлялась в его научных трудах, но также, например, в его страстном футбольном болении. И эта 'витальность', прорывавшаяся сквозь кажущуюся 'тихость', в немалой степени определяла его человеческую привлекательность'. До последнего времени Топоров продолжал активно работать, а личность его (включающая внешний облик, суждения о жизни и воспоминания о коллегах) была мало известна широкой общественности, - поэтому возникало впечатление, что автор ещё так молод, что ему где-то около пятидесяти лет. Мыслитель, всей направленностью своей духовной работы противостоящий академизму, с декабря 1990 г. Был избран в действительные члены Российской Академии наук. И это не меньшая странность для свободомыслящего читателя, привыкшего с 60-х годов делить гуманитарную науку на казенно-академическую и свободную ('лотмановскую', 'лосевскую', 'ивановско-топоровскую'). Очень метко и ёмко охарактеризовал стиль учёного Владимир Емельянов в к 75-летию Владимира Николаевича: 'Текст Топорова нельзя спутать ни с каким другим.

Во-первых, его отличает полное отрицание внешнего 'я' - всех этих 'я полагаю', 'мне кажется', - или застенчивого 'мы'. Создаётся ощущение, что в тексте высказывается сам его предмет, а автор затаился где-то рядом и переживает это самовыражение. Можно говорить о деликатности наблюдателя, который занят не подсматриванием за запретной тайной, а переживанием ее вблизи с разрешения самой тайны. Это переживание старается себя не обнаружить, чтобы не превратить органичную жизнь тайны в экспериментальное существование, в бытие для исследователя.

Во-вторых, предложение Топорова, длинное и тягучее, изобилует разрядками и вычленениями корней из значимых слов. Тем самым показывается: разрядкой - ключевое слово, слово-алтарь, вокруг которого нанизываются кольца производных словосмыслов; отделением корня - происхождение слова-алтаря и таинственная игра слов-алтарей в сакральном пространстве. Здесь встречаются начало вещевое, начало родовое и начало духовное. В-третьих, все статьи Топорова изобилуют гиперцитатами в основном тексте и гиперссылками в конце текста.

Автор приглашает читателя к медленному раздумчивому чтению, потому что он хочет, чтобы его собственное наслаждение филологического гурмана передалось нам на психофизиологическом уровне'. Иванов писал о нём:. Менее месяца назад, 7 ноября 2005 г., умер другой крупный филолог - Михаил Леонович Гаспаров.

Лотман совершенно по-особому относился к двум коллегам: М. Гаспарову и В. Говорил: 'Так, как они, я не могу'. О Топорове отзывался просто, как Крылов о Пушкине: 'Гений'.

Гаспаров и Топоров ушли один за другим', - Роман Лейбов. Нам никогда не забыть научный подвиг В. Топорова - переводчика и Ю. Рериха - редактора её издания, возродивших в 1960 г.

Русскую 'Библиотеку Буддика'. В числе незавершённых трудов В. Топорова - серия 'Из истории русской литературы', в которой на данный момент издана только 'Русская литература второй половины XVIII века. Исследования, материалы, публикации. Издательством 'Языки славянской культуры' запланирован выпуск собрания сочинений учёного. Последняя книга Владимира Николаевича Топорова - 'Из истории петербургского аполлинизма: его золотые дни и его крушение' - вышла в издательстве ОГИ в 2005 г. Вечная ему Память!

Информация Отзывы на уход Дом-музей им. Рериха, Одесса Выражаем соболезнования по поводу утраты ученого, академика, сотрудника Музея-института семьи Рерихов Владимира Николаевича Топорова. Светлая ему память! Сотрудники Дома-музея им. Рериха Занько Тамара, Санкт-Петербург Такие люди, как В.Н.Топоров, быть может, оправдают жизни десятков людей, не живущих столь интенсивно ни интеллектуально, ни духовно. Мир праху его и вечная память!

С любовью, Нида. Владимир Жилкин, Санкт-Петербург Светлая память великому учёному и могучему духу! Анатолий Балашов Соболезную и скорблю вместе со всеми, знавшими Топорова.

В одном из первых откликов на горькую весть было сказано, что нашему сознанию трудно вместить «простой и непреложный факт: Владимира Николаевича Топорова на земле больше нет». Непубличный человек, он, тем не менее, был известен очень многим, апокрифический образ сформировался давно и был весьма ярким (в основном за счет казавшегося неожиданным пристрастия к футболу). Сейчас, при свободе воспоминаний, этот образ, несомненно, будет дополняться и расцвечиваться. Так же несомненно окажется, что знавшие В. Видели каждый свое — и каждый получит основание опровергнуть другого. Напрашивается известная притча о слепых, описывавших слона: суть ее в том, что каждый описывал отдельную деталь, в итоге же из них не получилось целого. Здесь и теперь, когда острота потери не прошла, там и тогда, когда она останется, потому что так и останется невосполненным зияние, самое разумное — спокойно относиться к «разночтениям» и не доискиваться того, как было «на самом деле».

Ответы же лучше всего искать у самого В. Н., в им написанном. Одним из последних выступлений В.

Стала пространная реплика на круглом столе «Текст и комментарий». Попросили развить его мысли о фигуре «свидетеля» у Рембрандта. Однако он от этого уклонился и сказал о другой, более общей проблеме.

Теперь вышло так, что он оставил для всех свидетельство о себе самом: Когда писатель уходит из мира сего, он теряет, в некотором смысле, право собственности на свой текст. Он живет в интерпретации читателей, которые не имеют возможности обратиться к писателю и узнать, чтo он имел в виду. Ведь совершенно ясно, что в одном тексте, особенно в большом, существует целый ряд текстов (они в нем скрыты), и читатель не может быть настолько внимательным, чтобы оставлять единственный вариант и отбрасывать от себя все иные варианты толкования того или иного момента, той или иной фигуры, того или иного языкового положения У нас остается свобода собственного понимания: некоторые из этих «пониманий» можно сразу отвергнуть, приведя контраргументы. Однако в очень большом количестве случаев такой возможности нет. Поэтому, мне кажется, очень полезно привлечь внимание к тому, что в одном тексте на самом деле мы находим напластование разных текстов, допускающих различные толкования, и кроме автора, находящегося в небытии, нам никто не может открыть единственно верное из них Высокая литература живет тем, что открывает, если не каждому поколению, то каждой эпохе, нечто свое.

В этом свойстве художественного текста заключается его мощь. Он живет уже не в том, кто породил его и кто ушел из этого мира, а в сознании читателей В линейной перспективе любой текст имеет границы: начало и конец. И в этом смысле «текст жизни Владимира Николаевича Топорова окончен». Текст жизни осуществился не только в жизни, но и в написанном, т. – в словесных текстах.

Они свидетельствуют о своем создателе. В последний год жизни Владимир Николаевич написал свой curriculum vitae, в котором соблюдение формальных требований сочетается с воспоминаниями и переживанием прошедшего. В нем он скупо изложил свою биографию.

Она выглядит простой. Родился в Москве, на Тургеневской площади, напротив Тургеневской читальни, и был очень привязан к родным пенатам (и дом, и читальня снесены в последние годы). Была связана сМосквой, которую (за исключением двух лет эвакуации, проведенных в Коврове Владимирской области, — родом из Коврова был его отец, и ковровские корни В.

Пример программы, написанной на Visual Basic Net: Программное формирование окна и вывод в окно. Примеры создания программ в Visual Basic с кодом и элементами управления. Пример программа visual basic.

Очень ценил) он покидал ненадолго. Самые частые (всегда краткие) поездки, с молодости и до последних дней, были в Ленинград-Петербург. Но он бывал и в Литве, Латвии, Эстонии (к Балтии испытывал особое чувство), на Енисее в кетской экспедиции 1962 года, из «заграниц» — однажды в Польше, однажды во Франции и дважды в Италии. Обладал прекрасной памятью, к тому же великолепно организованной. События своей жизни он помнил по дням, если не по часам.

Его рассказы-воспоминания были впечатлениями в этимологическом смысле слова: они «отпечатывались на пространстве» (у В. Был еще и особый «топографический дар»: не случайно столько его работ посвящены концепту места). В этих рассказах были особое тепло и уют: дальнее становилось близким — и близкие ему люди обязательно в них присутствовали. В воспоминаниях о столь любимой им Италии (он столько писал об образе Италии в русской культуре) сливались воедино римские холмы, Fori imperiali и Ватиканские музеи, Чимабуэ, Мазаччо и Донателло во Флоренции, Джотто в Падуе, Палладио в Виченце — и утренний кофе в баре по соседству, хозяин таверны, который поразился тому, что В. Решительно отказался выжимать на мясо лимон (эта сцена изображалась в лицах), ежедневные походы на венецианскую почту, откуда он отправлял в издательство главы книги о русской литературе (М. Муравьев), от писания которой не мог отказаться даже ради Италии. Не успел закончить статью, посвященную Риму.

Начальные страницы лежат сверху в большом картонном ящике, полном книг о Риме, выписок, карт, планов — и открыток с видами Рима, в Риме им и купленных. Эта статья должна была продолжить серию работ, посвященных семиотике города (Петербург, Москва, Вильнюс, Рига). Выбор гуманитарного образования был предрешен с детства, и «внешняя жизнь» по нему и сложилась: русское отделение филологического факультета МГУ (1946–1951), аспирантура под руководством С. Бернштейна там же (1951–1954), защита в 1955 году кандидатской диссертации «Локатив в славянских языках» (защищать докторскую он решительно отказался и получил в 1989 году звание доктора honoris causa — c любезным предупреждением, что это не дает ему право на повышение «жалованья»; он не выносил слова «зарплата», как и других элементов плебейского советского новояза) и работа в Институте славяноведения Российской академии наук, действительным членом которой он стал в 1990 году (с 1992 года он работал еще и в Институте высших гуманитарных исследований РГГУ). «Раннему интересу к литературе и искусству во многом обязан моему отцу, инженеру по специальности», — с благодарностью вспоминает В. Н., и с той же благодарностью говорит об университете и своих университетских учителях (М.

Петерсоне, Н. Кузнецове, Н. Либане), подчеркивая, что общая атмосфера в тогдашнем университете никак не могла быть названа благоприятной. Из многих званий и наград В.

Особенно дорожил литовскими (почетный доктор Вильнюсского университета, орден Великого князя Гедиминаса) и латвийскими (иностранный член Латвийской академии наук, орден Трех Звезд), а также премией Александра Солженицына (первый лауреат, 1998 года, «за исследования энциклопедического охвата в области русской духовной культуры, соединяющие тонкость специального анализа с объемностью человеческого содержания, за плодотворный опыт служения филологии, национальному самосознанию в свете христианской традиции»). От Государственной премии СССР за участие в энциклопедии «Мифы народов мира» он отказался в знак протеста против акций властей в Вильнюсе 13 января 1991 года. О его бесстрашии в страшные годы и в годы «вегетарианские» знают немногие: это в рассказы не входило. Опубликовал более 1 700 научных работ, из них около 30 монографий.

Сколько неопубликованных осталось в его архиве, предстоит узнать.